Творить
и понимать (Философский микро-трактат)
__________________________________________________
«Крошка
сын
к отцу пришел,
и спросила кроха:
— Что такое хорошо
и что такое плохо?»
Владимир Маяковский
I. Несколько
вводных замечаний
Любой
здравомыслящий человек непрерывно оценивает как собственные поступки,
так и все, что окружает его. В каждом конкретном случае
полученные оценки всегда зависят от бесчисленного числа факторов.
Поэтому вопросы о том, что есть хорошо, а что есть плохо, можно
смело отнести к категории вечных, то есть таких вопросов, которые
человек вынужден решать для себя, несмотря на то, что разрешить
их раз и навсегда в принципе невозможно.
Вместе
с тем, надо признать, что сообщества людей (да и каждый человек
в отдельности), хоть как-то однажды ответив на эти вопросы,
практически всегда стремятся впоследствии навязать свое мнение
другим сообществам и отдельным людям. Само по себе это ни хорошо,
ни плохо: это просто заложено в природу человека. Более того, такое
положение вещей лежит в основе развития. Вот и автор этих строк
не удержался от того, чтобы внести свою скромную лепту в освещение
рассматриваемого вопроса.
Как следует из подзаголовка, настоящий микро-трактат рассматривает
проблему, прежде всего, с философской точки зрения и затрагивает
практические аспекты в крайне ограниченном объеме. Если таковые
аспекты волнуют читателя в первую очередь, то ему следует сразу
приступить к чтению раздела «Что делать?».
Обращаясь
к форме микро-трактата, автор прекрасно осознавал, что изложение
будет неглубоким, а порой и поверхностным. Однако такая
форма может быть вполне уместной, если задача автора состоит не
в том, чтобы предложить готовое всеобъемлющее понимание проблемы,
а в том, чтобы побудить читателя к самостоятельным размышлениям,
а также к более детальному ознакомлению с трудами многочисленных
предшественников. Кроме того, форма микро-трактата хороша уже тем,
что потенциальный читатель с большей вероятностью не забросит чтение
где-то посередине и не уснет, утомившись воспринимать и анализировать
длинные философские сентенции.
II.
Каков побудительный мотив творчества?
Действительно,
вопрос о мотивах и целях является изначальным. Если бы у человека
не было внутренней потребности творить, то и
эстетика, в современном ее виде, не существовала бы. Потребность
творить так же внутренне присуща человеку, как и другие базовые
потребности: в еде, сне, комфортной среде и т.п. Человек просто
не может не
творить прекрасное. Творчество такого рода есть обязательная форма
существования человека. Если бы это было не так, то чем можно было
бы объяснить неуемную тягу человека создавать эстетические объекты,
лишенные какого-либо утилитарного назначения. Правда, существует
довольно много теорий о том, что эстетические объекты выполняют
коммуникативную функцию, то есть позволяют передать что-то нематериальное
от автора зрителю. Этот аспект будет подробнее обсуждаться в других
разделах этого мини-трактата.
Вполне
возможно, что потребность к творчеству возникла у человека в
процессе эволюционного развития. Скажем, вначале человек научился
получать эстетическое наслаждение от окружающего его мира, а уж
потом он осознал, что может получать не меньшее удовольствие от
искусственно созданных эстетических объектов. Осознав же это, он
стал совершенствоваться в их создании. А может, потребность в творчестве
(в том числе и художественном) изначально была присуща человеку,
созданному по образу и подобию Господа, то есть Творцом. Как знать?
Как бы там ни было, такая потребность объективно существует. Человек
творит не только по законам природы, но и по законам красоты.
Здесь надо отметить, что эта потребность весьма странная. Все
другие базовые потребности легко объяснимы: они способствуют выживанию
человека как биологического объекта. А какая польза от художественного
творчества? Мне не хотелось бы долго останавливаться на этом аспекте,
так как эта тема сама по себе беспредельна. Просто чтобы не оставлять
поставленный вопрос совсем без ответа опишу две гипотезы:
1.
Красота косвенно помогает человеку создавать более качественные
утилитарные объекты, а также эффективнее решать вопросы бытия.
Вполне возможно, что и само понятие красоты родилось при утилитарной
оценке окружающей действительности. Например, комфортная среда
обитания стала восприниматься еще и эстетически привлекательной,
а некомфортная — безобразной. В таком случае стремление
к красоте объясняется опять-таки повышением биологической стабильности.
Создавая
предметы искусства, человек тренирует свой мозг, который в
этом процессе совершенствуется для решения чисто утилитарных
задач.
Такое положение вещей, как следствие, помогает человеку также
эффективнее решать и проблемы существования в обществе.
2. Истинный смысл человеческой жизни — в духовном самосовершенствовании.
Такой взгляд на вещи сразу ставит творчество во главу угла.
Все остальные чисто биологические потребности становятся вторичными,
то есть подчиненными этому главному смыслу.
Как бы там ни было, потребность в творчестве объективно существует.
Человек как биологический вид не может существовать иначе, как
непрерывно занимаясь творчеством, причем не только чисто утилитарным,
но и чисто художественным, то есть лишенным, на первый взгляд,
какой-либо полезности.
Осознав объективный характер потребности в творчестве, мы должны
будем признать также и то, что человек творит, прежде всего,
для самого себя и ради самого себя. Он просто не может не стремиться
удовлетворить эту объективно существующую потребность.
III.
Невербальное послание автора аудитории
Как
уже упоминалось выше, очень многие полагают, что смысл (а, стало
быть, и цель) творчества заключается в реализации коммуникативной
функции. В своей интереснейшей работе «Что такое искусство?» Лев
Толстой писал: «… словом один человек передает другому свои мысли,
искусством же люди передают друг другу свои чувства». Вся упомянутая
работа построена, по существу, на одном лишь этом тезисе. В философских
работах других авторов также часто подчеркивается, что любой предмет
искусства обязательно несет в себе некую дополнительную смысловую
нагрузку, вольно или невольно заложенную в него автором.
Наличие же у автора желания передать другому человеку в невербальной
форме некую невыразимую словами информацию (чувство, скрытый смысл,
и т п.) и приводит к тому, что для полной самореализации автору
непременно нужно быть понятым и оцененным другими людьми.
Наличие
в таком подходе здравого смысла трудно отрицать. Но зададимся
вопросом: что первично — удовлетворение потребности творить
ради самого себя или задача передачи другим людям некоего неявного
сообщения?
Тут можно долго спорить, приводя аргументы в пользу как первого,
так и второго подхода. Мне представляется, что потребность творить
для самого себя все же первична. Можно привести великое множество
примеров того, что человек может заниматься творчеством вовсе не
для того, чтобы поведать о чем-то другим людям, а также и не для
того, чтобы делиться с другими каким-то чувством. Упомянем некоторые
такие случаи:
1.
Бывает и так, что человек понимает, что его произведение, возможно,
никто и никогда не оценит, а, быть может, даже никто
и никогда не узнает о нем, но, тем не менее, человек творит,
причем
творит
просто потому,
что не может этого не делать — будто какая-то неведомая
внешняя сила заставляет его заниматься творчеством.
2. Часто человек вообще не подразумевает, что кто-то другой
будет его творение непременно оценивать — он просто делает
что-то для себя. Такова, например, цель многих (но, конечно,
не всех)
предметов
прикладного искусства.
3. В некоторых случаях, с помощью произведения искусства человек
пытается зафиксировать свое переживание или свою эмоцию не
для того, чтобы сообщить о ней другим людям (хотя, возможно,
и для этого
в том числе), а прежде всего для того, чтобы самому же в будущем
воскресить у себя в душе давно минувшее переживание.
Можно было бы и далее продолжать этот список, но не в этом цель
и смысл этой работы.
Тем
не менее, надо признать, что искусство вполне может служить для
целей общения, важно лишь осознавать, что не только для них
одних, и что с задачей этой оно справляется вовсе не идеально.
«Мысль изреченная есть ложь» (Ф.И. Тютчев), то есть несовершенство
языка и способов творчества приводит к тому, что они не могут быть
идеально использованы для цели передачи мыслей и чувств от человека
человеку. Более того, вопрос о том, зачем человек вообще прибегает
к искусству для целей общения, весьма интересен сам по себе. Казалось
бы, зачем сообщать кому-то что-то с помощью, например, музыки?
1.
Если допустить, что музыкой передается нечто, совершенно
невыразимое словами, то каким образом автор может убедиться
в том, что
его послание дошло до слушателя без искажений?
Как может он быть хоть
сколько-нибудь уверен в том, что понят? Как узнает
он о том, что слушатель испытывает именно те чувства, которые
он хотел
передать?
Ведь полагаться на ответный словесный отклик
нельзя! (Если бы было можно, то автору с самого начала проще
было бы выразить
свою
идею именно словами, а не музыкой).
2.
Не совсем было бы разумно и предполагать, что выразимая
словами идея в форме музыки быстрей найдет путь к уму и сердцу
слушателя за счет дополнительной эмоциональной окраски — ведь,
отказываясь
от слов в пользу музыки, автор рискует вообще
оказаться непонятым или понятым неправильно.
Таким образом, искусство далеко небезупречно выполняет коммуникативную
функцию. Никогда мы не можем быть уверены, что нам удалось с помощью
него передать кому-то некое чувство, испытанное нами самими. Все
это также свидетельствует о том, что потребность в творчестве для
самого себя первична, а потребность в творчестве как способе общения
вторична.
Стоит также вспомнить, что согласно некоторым представлениям человек
вообще делает все в конечном счете исключительно для самого себя,
в том числе, и занимается общением с другими людьми для самого
себя. В принципе, такой подход нисколько не противоречит всему
сказанному. Изложенное выше легко можно было бы изложить и с таких
позиций. Однако для экономии места я не буду этого делать. Думаю,
и без того ясно, что я хочу сказать.
Итак, занимаясь
творчеством, прежде всего, для самого себя и ради самого себя,
человек вполне может использовать его и для передачи
чувств и невыразимых смыслов другим людям. Я бы даже выразился
более обобщенно: любой свой навык, любое свое умение человек
может использовать для удовлетворения сразу нескольких потребностей,
например: потребности в творчестве и потребности в общении.
IV.
Иррациональность и субъективность
Любой результат творчества проявляет свои свойства двойственно:
1.
с одной стороны, он является совокупностью информации,
чувств, и прочих составляющих, заложенных в него автором вольно
или невольно
и явно или неявно;
2.
с другой стороны, он обладает свойством иррационального эстетического
воздействия на людей, то есть каждый человек может
сказать про него (абсолютно субъективно, конечно), нравится
ли
ему этот результат
творчества или нет.
Можно сказать, что второе свойство полностью объясняется первым.
Но так ли это?
В
уже упомянутом выше труде Лев Толстой настаивал на том, что нельзя
подходить к искусству с субъективной меркой «нравится — не
нравится». В частности, он писал: «Для того, чтобы точно определить
искусство, надо прежде всего перестать смотреть на него как на
средство наслаждения». Согласно его представлениям, искусство — это
только то, что позволяет передавать чувства от одного человека
к другому. В таком подходе нет места иррациональным субъективным
чувствам и оценкам. Но не думаю, что это правильно.
Субъективной
оценкой на уровне «нравится — не нравится» пренебрегать
никак нельзя. Но желание (или соблазн?) пренебречь ею всегда
будет
велико — ведь субъективная оценка способна нарушить самые
строгие и логичные построения, на которые только способен наш
рассудок.
В
действительности, настоящая «симпатия — антипатия» необъяснима.
Порой случается даже так, что те или иные предпочтения выглядят
весьма иррационально. Например, человек может любить молоко и
хлеб, но ненавидеть манную кашу, которая по сути своей есть лишь
иная
форма совокупности молока и хлеба. Но если мы допускаем, что
одному человеку может иррационально нравиться манная каша, а
другому — нет, то почему бы нам не допустить,
что одному может нравиться одна музыка, а другому — другая?
Хотим мы того или нет, но субъективные иррациональные предпочтения
существуют. Конечно, есть и великое множество объяснимых предпочтений,
но это не значит, что объяснить можно все. Да и нужно ли?
Столкнувшись
с этой иррациональностью, люди часто вспоминают банальную народную
мудрость: о вкусах не спорят. Действительно, если вам
нравится кофе, то сможете ли вы переубедить другого человека,
которому кофе кажется противным? Не думаю, что ваши попытки завершатся
успехом.
Я тоже не вижу никаких причин, по которым что-либо непременно
должно было бы нравится всем людям без исключения. Скажу даже более:
этот мир был бы значительно скучней и неинтересней, если бы всем
нравилось одно и то же. Мне, например, гораздо больше нравится
жить в мире полном всякого разнообразия, включая разнообразие мнений
и предпочтений. К тому же, именно это разнообразие в конечном счете
является залогом развития.
Тут надо заметить, что сами человеческие предпочтения в этом мире
развиваются по своим законам. Они рождаются и отмирают, становятся
господствующими или малозначительными, сливаются и видоизменяются,
и т.п. Но это немного другая история…
Многие люди замечали иррациональность некоторых своих предпочтений.
Они понимали, что совершенно невозможно объяснить их. Более того,
они чувствовали, что любое предложенное объяснение как будто бы
убивает как смысл, так и сущность их предпочтения.
Таким образом, иррациональные
субъективные предпочтения играют важнейшую роль при оценке
результатов творчества. Причем эта иррациональность
проявляется как при оценке автором своих собственных работ, так
и при оценке зрителем (слушателем, и т.п.) чужих произведений
искусства.
V.
Можно ли научиться создавать предметы искусства?
Увы, научиться создавать предметы искусства нельзя. Совершенно
разные мыслители, придерживающиеся разных точек зрения на искусство,
очень часто приходят именно к такому выводу. Можно признавать или
не признавать правомерность существования иррациональности и субъективности
в искусстве, но это никак не повлияет на окончательный вывод: человека
нельзя научить создавать подлинные произведения искусства.
Из
того факта, что человек не может не творить, вовсе не следует,
что он способен достичь и непременно достигнет результата, удовлетворяющего
или его самого, или кого-то другого.
Но если научиться нельзя, то надо ли учиться? Ответ прост: конечно,
надо. Учение есть необходимое, но не есть достаточное условие достижения
положительного результата. Иными словами, обучение не гарантирует
результат, но отсутствие обучения гарантирует отсутствие результата.
Лев
Толстой высказывался еще категоричней: «…школы могут научить
тому, что нужно для того, чтобы делать нечто похожее на искусство,
но никак не искусство». Ему очень нравилось высказывание Карла
Брюллова «Искусство начинается там, где начинается чуть-чуть».
Вот этому самому «чуть-чуть» научить никак невозможно.
Но что же подразумевается под термином «подлинные произведения
искусства»? Ответ на этот вопрос будет дан в следующем разделе.
Каждый
человек — творец, но, увы, не каждый — Творец Произведений
Искусства.
VI.
Является ли восприятие актом сотворчества?
У
человека изначально существует не только потребность заниматься
творчеством, но и потребность, если так можно выразиться, потреблять
результаты творчества других людей. Зачем человеку такая потребность?
«Как это зачем? Чтобы получить эстетическое наслаждение и удовольствие!», — могут
воскликнуть некоторые читатели этих строк. Но такой тривиальный
вывод ни на шаг не приближает нас к пониманию сути. Как уже говорилось
выше, на это обратил внимание и Л.Н. Толстой, многократно подчеркивавший,
что надо перестать смотреть на искусство «как на средство наслаждения».
Сам Толстой считал, что цель искусства — передача чувств
от одного человека другому. Но и такую трактовку трудно считать
конечным
ответом на поставленный вопрос, ибо не совсем понятно, зачем понадобилось
одному человеку делиться своими чувствами, а другому воспринимать
чужие чувства?
На
мой взгляд, на последний вопрос можно дать, например, такой ответ.
Воспринимая и интерпретируя чужие чувства, человек духовно
самосовершенствуется. То есть, воспринимающий вовсе не старается
понять автора. Он старается лучше понять, прежде всего, самого
себя. Выше говорилось, что любое произведение искусства содержит
в себе некое невыразимое словами авторское послание. Это так. Но
воспринимающий, в первую очередь, не столько проникается чужим
чувством и не столько пытается понять, что же хотел сказать автор,
сколько
вырабатывает свое собственное чувство в связи и по поводу чужого
произведения искусства. И, в этом смысле, восприятие, безусловно,
является актом сотворчества.
Невербальное
послание, заложенное автором в произведение, может быть понято,
а может и остаться нерасшифрованным. Это никак не
влияет на ценность произведения для зрителя. Покинув автора, его
творение начинает самостоятельную жизнь, помогая другим людям,
прежде всего, лучше понять самих себя, и во вторую очередь — понять
друг друга.
Истинно
великое произведение искусства не то, в котором автору удалось
донести свое чувство до зрителя-слушателя, а то, которое помогло
как можно большему числу людей лучше понять как самих себя, так
и других. Такова моя трактовка идеи Л.Н. Толстого
о том, что
настоящее
искусство
объединяет, а не разъединяет. Пусть даже каждый человек видит
в результате творчества что-то свое. Почему бы и нет? Чем многогранней
произведение, тем больше число людей, которые могут найти в нем
материал для собственного совершенствования и тем величественней
труд его автора.
Другая
характерная черта великого произведения — его
способность волновать многих людей на протяжении длительного
времени. Такое произведение несет в себе базовые духовные ценности
человека, и это позволяет ему существовать как бы вне времени.
Говоря
о процессе восприятия и интерпретации, нельзя не упомянуть и
о том, что процесс интерпретации может быть и многоступенчатым.
Например, сначала автор пишет пьесу и закладывает в нее определенные
эстетические и информационные компоненты. Затем режиссер ставит
пьесу в соответствии со своим представлением о ней. При этом свой
вклад вносят композитор, костюмер, художник и др. Надо учитывать
также и то, что актеры — не роботы, и они не могут играть
каждый раз абсолютно одинаково. Следовательно, в каждом конкретном
спектакле
актерская игра сможет чуть-чуть видоизменять оттенки чувств и смыслов.
И, наконец, дело доходит до зрителя, который по-своему оценивает
уже совокупный результат творчества многих лиц. Тут можно задать
много вопросов. Должен ли (может ли) зритель оценивать все в совокупности?
Должен ли (может ли) он воспринять неявные смыслы, заложенные каждым
творцом в совокупный творческий продукт? Всегда ли смыслы, заложенные
каждым из участников творческого процесса, органично сочетаются?
И т.д. Суть — не в ответах. Описывая этот пример, я хотел
лишь показать, что дело всегда обстоит несколько сложней, чем простая
передача чувства от автора к зрителю. На мой взгляд, зритель вовсе
не должен стремиться разгадать, что же хотели сказать все эти люди
в совокупности и каждый из них в отдельности. Его задача, прежде
всего, состоит в том, чтобы сформировать и проанализировать собственные
чувства, а не чувства всех этих разных людей.
Не
менее интересна также ситуация, когда человек утрачивает
интерес к когда-то волновавшему его произведению искусства. Так
как
само произведение остается неизменным, то единственное объяснение
этой ситуации состоит в том, что изменился сам человек. Стал
ли он хуже? Вовсе не обязательно. Вполне возможно, что человек
даже взошел на очередную ступеньку своего развития. Может, в
будущем он вновь обратиться к этому произведению и откроет для
себя его
новые
особенности… Как
знать? Одно лишь ясно: произведение, само по себе не став ни
хуже, ни лучше,
в этот
конкретный момент человеку совершенно не нужно. У него более
нет потребности воспринимать его и он более не считает его достойным
какого-либо внимания, а, быть может, даже относится к нему с
пренебрежением. В этом нельзя винить ни автора, ни само произведение,
да и зритель-слушатель
тоже,
конечно
же,
в этом не повинен. Просто объективно отсутствуют причины, в силу
которых сотворчество автора и зрителя может продолжаться. Таким
образом, мы опять приходим к тому, что оценка произведений искусства
всегда базируется на акте сотворчества, в котором решающую роль
играют чувства того, кто воспринимает произведение искусства.
Помимо
прочего, это также лишний раз подтверждает мысль о том, что произведение
искусства нельзя забраковать
ни объективно (то есть
на основании
свойств самого этого произведения), ни субъективно (то есть
на основании вкусов и предпочтений какой-либо группы людей).
Эту
мысль неплохо иллюстрирует следующее высказывание Самюэля Беккета: «Живописи
нет. Но есть картины. И поскольку это не сосиски, они не бывают
хорошими
или
плохими».
«Так
что же? Судить об искусстве объективно нельзя?!» — может
воскликнуть читатель. Отчего же, можно. Все дело в
том, какой смысл мы вкладываем в слово «объективно».
Конечно, существуют объективные законы человеческого восприятия,
но они, во-первых, имеют статистический характер (то есть, гарантируют
ту или иную оценку не всеми, а неким динамическим большинством
людей), а, во-вторых, многие из них сильно зависят от культурного
контекста. Только в рамках этих ограничений и существует «субъективная
объективность» наших оценок. Всеобщих универсальных законов,
позволяющих объективно судить о произведениях искусства, нет
и быть не может.
Но
мы отвлеклись от главного. Итак, пора сформулировать основную
мысль этого раздела: восприятие — это
тоже творческий акт, помогающий человеку лучше понять, прежде
всего, самого себя.
VII.
Релятивизм и идея существования Абсолютной Красоты
Закономерен вопрос: признавая, что и у автора, и у зрителя могут
быть свои собственные множественные несовпадающие эстетические
трактовки, не встаем ли мы на почву абсолютного релятивизма? Не
отрицаем ли мы тем самым наличие Абсолютной Красоты?
Как ни покажется на первый взгляд странным, предложенный вариант
релятивистского подхода, признающий право на множественные эстетические
трактовки, вовсе не противоречит идее существования Абсолютной
Красоты. Просто Абсолютная Красота в принципе не может явить себя
человеку в полном объеме. Можно даже усилить последнее утверждение:
человеку может быть доступна лишь ничтожная часть Абсолютно Прекрасного.
Но и этого ему бывает достаточно для того, чтобы удовлетворить
свои текущие эстетические потребности.
Люди
по-разному воспринимают и трактуют предметы искусства совсем
не потому, что Абсолютной Красоты нет, а потому, что каждому из
них она открылась лишь частично, и эти её части не совпадают.
VIII. Краткие
итоги
Итак,
автор создает свое творение без оглядки на потребителя. Он творит
просто потому, что не может этого не делать. Иными словами:
автор творит для себя, а не для слушателя-зрителя. Даже тогда,
когда он пытается передать аудитории какие-то мысли, чувства и
т.п., он все равно передает их как бы самому себе (ну, или примерно
такому же человеку, как он сам).
А
уж потребитель всегда на свой лад воссоздает произведение у себя
в голове. По-настоящему великое произведение — не то, в
котором автору удалось донести свои чувства (или еще что-то,
невыразимое
словами) до потребителя, а то, которое допускает множественные
положительные трактовки разными категориями слушателей-зрителей
и которое помогает большому числу людей, разделенных временем и
пространством, лучше понять самих себя. И не столь уж и важно,
что именно, вольно или невольно, заложил в произведение автор.
После акта творения произведение живет уже своей собственной
жизнью вне
зависимости от его желаний и исходных намерений.
IX. Что
делать?
1. Прежде
всего не стоит принудительно заставлять себя заниматься творчеством.
Творчество должно главным образом подчиняться потребности
творить, а не каким-то внешним соображением. Подобно тому,
как вода утоляет жажду, творчество утоляет потребность творить.
Творите
тогда, когда просто не можете удержаться от этого — и
тогда у результата вашего творчества будет больше шансов получить
положительную оценку.
Лев Толстой был еще более категоричен. Он считал, что любой профессионализм
в искусстве вреден, ибо он заставляет творить просто ради денег,
то есть даже тогда, когда своим творчеством человеку нечего сказать
ни самому себе, ни окружающим. Я не буду столь категоричен, но
все же считаю, что в этой мысли есть много верного. Скажу более,
зарабатывая творчеством деньги, творцу очень трудно удержаться
от того, чтобы не пойти на поводу у заказчика. Он просто вынужден
будет подстраиваться под чужие вкусы.
Вместе
с тем, я далек от осуждения тех, кто занимается искусством
профессионально. Во-первых, многие профессионалы и не претендуют
на то, чтобы их творения непременно считали шедеврами. Во-вторых,
бывает и так, что вкусы автора совпадают со вкусами целевой
аудитории
или заказчика и ему не приходится идти ни на какие компромиссы.
В отличие от Л.Н. Толстого я считаю, что в профессионализме
есть и многие положительные стороны.
2. Учитесь и совершенствуйтесь, но помните, что учение само по
себе не гарантирует положительный результат. Отсутствие же знаний
и навыков более чем часто становится причиной результата отрицательного.
Не
забывайте, что правила в искусстве — не догма. Следовать
ли им или нарушать их — этот вопрос не имеет однозначного
ответа.
3. Не огорчайтесь, если зритель (слушатель, читатель и т.п.) не
понял того, что вы хотели сказать. Каждый имеет полное право на
свою собственную трактовку вашего произведения. Вспомните тютчевские
строки:
«Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать».
Сочувствие, сопереживание, сострадание, сопонимание (если можно
так выразится) сопутствуют творчеству гораздо реже, чем нам всем
бы хотелось.
А вот еще одна цитата. В недавно вышедшей книге Александра Лапина
«Фотография как…» написано, что «фотография вообще имеет свойство
больше умалчивать, чем говорить». Думаю, это общее свойство произведений
искусства, а не только фотографии.
Нелишне также не забывать, что чужое мнение разделять не обязательно,
но уважать его весьма неплохо.
4. Не слишком обращайте
внимание на то, что пишут и говорят о вашем творчестве или
о творчестве других критики. Я считаю, что критические
статьи полезны, в первую очередь, для людей нетворческих (то
есть неспособных самостоятельно
вырабатывать
оценки) и, во вторую очередь, — для самих критиков.
Я лично читаю критические материалы в основном для того,
чтобы выудить из
них хоть какие-то крупицы объективной информации. Личное
же мнение критика мне чаще всего (но, конечно, далеко не во
всех случаях) бывает совсем не интересно. Впрочем,
тут я не смею навязывать вам своих предпочтений.
X.
Вместо эпилога
Если
мне удалось убедить вас хоть в чем-то, то я очень рад. Если не
удалось — то я тоже очень рад, потому что это значит, что
вы умеете думать и чувствовать по-своему и уже одним этим отчасти
подтверждаете изложенное выше.
Конечно,
не все на свете поддается объяснению. Искусство, как и сама жизнь,
является отчасти чудом. Во всяком случае, я верю
в это, а тем, кто не верит, напоминаю известные строки:
«Мы с тобой в чудеса не верим,
Оттого их у нас не бывает…» (Д. Самойлов. Белые стихи (Рембо в Париже), 1958)
Микро-список литературы
Если
бы мне пришлось писать солидный труд по эстетике, то, конечно
же, я принялся бы составлять длиннейший список первоисточников,
начиная с работ А. Баумгартена, а, может даже, и с Платона
и Сократа. Но прилагать такой список к микро-трактату не слишком
уместно.
Оставлять же сей труд вовсе без списка литературы означало бы нарушить
вековые традиции.
С учетом всего этого я решил снабдить свой микро-трактат соответствующим
микро-списком литературы:
1.
Л.Н. Толстой. Что такое искусство? — Интереснейшая,
на мой взгляд, книжка, опубликованная графом Толстым, когда
ему было уже
70 лет. Вряд ли найдется человек, который полностью согласится
со всеми изложенными там идеями. Но этого и не требуется. Написанный
нормальным русским языком, этот текст хорош уж одним только
тем, что побуждает читателя к собственным размышлениям. Всячески
рекомендуется
к прочтению. Загрузить текст книги можно прямо с этого сайта: Tolstoy_About_Art.zip
2.
Александр Лапин. Фотография как… Издательство Московского
университета,
2003. — Вышедшая совсем недавно книга. Содержит
как объективные сведения, так и довольно спорные положения.
В отношении
многих
вещей я не согласен с А. Лапиным даже в большей степени, чем
с Л.Н. Толстым, и, тем не менее, я тоже рекомендую эту книгу
к прочтению.
Главное — не воспринимать текст как догму.
3.Ян
Мукаржовский. Может ли эстетическая ценность в искусстве иметь
всеобщее значение? — В последнее время мне
все чаще попадаются люди, воодушевленные трудами этого чешского
эстетика,
который
был
членом Пражского лингвистического кружка. Какие откровения
находят в его работах другие люди, мне неизвестно. Скажу более:
мне этот
автор совсем не близок. Чего только стоит лишь одна изобретенная
им динамическая эстетическая ценность, которую он к тому же
объявляет всеобщей! «Всеобщеобязательная (во как!
— И.Е.) ценность
подвержена
колебаниям, … ее объем и ее объект непрерывно изменяются»,
— писал Мукаржовский. Тем не менее, эта ценность сохраняет
«идеальную тождественность
самой себе на всем протяжении времени». Отсутствие такой всеобщей
ценности, по Мукаржовскому, неизбежно ведет к «противоречию
с самим смыслом художественного развития». В его теории нет
места ни для
имманентной потребности творить, ни для творчества ради самовыражения,
ни для искусства ради самосовершенствования. Если такие мысли
вам близки, то смело приступайте к изучению работ
этого
автора. Ознакомиться с этой и некоторыми другими публикациями
Мукаржовского можно, например, на .
Пожалуй,
для микро-списка достаточно. Остается ответить на последний
вопрос:
существуют ли такие работы, с которыми я почти полностью
согласен? Наверное, есть. Но мне они неизвестны.
Если они известны вам, то я буду весьма благодарен за присланную
ссылку.
22
августа 2003 г.
*
* *
Благодарности
Автор
считает своим долгом выразить благодарность людям с никами eo и pan NIXTO за
то, что они указали на ряд стилистических и грамматических ошибок,
допущенных при первоначальной публикации,
и тем самым способствовали значительному улучшению текста.
Для использования материалов этого сайта в коммерческих или некоммерческих
целях необходимо получить от меня письменное разрешение, если обратное
не оговорено в явной форме.
